ЖЗЛ

 З. Гиппиус, уже в Лондоне узнав, что в квартиру
Блока вселили 3 семьи красногвардейцев, очень сокрушилась
по этому поводу.
-- Жаль, что не 8, -- сказала она.
Причем сказано это было без злобы или там иронии.
Можно только было представить себе, как великий русский
поэт, подставивший свое плечо пролетарской революции,
должен был страдать от такого уплотнения. Он, хотя
и поэт, но был крайним аккуратистом, любил чистоту и
порядок, а его новые квартиранты, хотя, как свидетельствуют
современники, и старались вести себя прилично и не
напрягать Блока, но необхидой деликатности им
навряд ли хватало. Так что музыки революции он
от своих соседей наслушался достаточно.

 Новая мораль всегда дается с трудом.
Иероним Великий удалился в пустыню -- живописные предгорья
Альп, где сегодня сплошь курорты, -- писал:
'Я покинул родной дом, оставил близких, друзей,
отказался от хорошей кухни, что было много тяжелее.
И только от книг, я, грешный увы! отказаться не смог.
И когда я читал косноязычные творения святой братии --
те самые евангелия, между прочим, которые сегодня
кажутся кое-кому чуть ли не верхом всего написанного
в истории человечества -- с отвратом бросал их
и вздыхал по сладостной италийской и эллинской речи.
И тогда я понял мудрость слов 'Если тебе брат дороже
меня, оставь брата, а если дороже глаз -- вырви глаз'.
И понял я тогда, что через книги-то дьявол и уловляет
в сеть мою душу. И тогда я сжег книги, столь любимые
мною'.
Это говорит о том, что христианство не всегда учить
любить правильные вещи. Если ты посчитал, что книги
тебе не нужны, так подари, или хотя бы продай их
тому, кому, возможно, они еще пригодятся, кто пока
не зашел так далеко на путях любви к богу.
Иероним же нашел для себя выход в том, что сначала
скомилировал на латинский евангелия, а потом,
увлекшись работой, изучил древнееврейский и перевел
всю Библию. Его Вульгата -- это одновременно и
образец высокой прозы и вещь простая, доступная
рядовому читателю.



 Честертону принадлежит ставшая знаменитой в англоязычных
странах баллада о битве англичан с шотландцами. Там
были строки, которые должны были возбудить в читателе
представление о решающем характере битвы: 'и правый
фланг против правого фланга, а левый фланг против левого'
(по английски звучит энергичнее: 'and right to right -- and
left to left').
В издательстве сразу же впали в недоумение: 'Сэр Гилберт,
но как же так. Правый фланг одной из противоборствующих
сторон обязательно будет против левого другой: ведь
не в очереди же они стоят друг за другом'. Честертон
засмеялся, согласился, но ничего в стихотворении менять
не стал.
Это лишний раз доказывает, что литература не терпит
примитивного правдоподобия, и сила выражения порой
важнее точности, а порой наоборот.

Оригинальное сообщение находится здесь: ЖЗЛ