Лу Синь. "Правдивая история батрака А-Кью (A. Q.), которой могло бы и не быть"

Иллюстрация к 'А-Кью'

Рассказ классика китайской литературы начал появляться в 1921-1922 гг коротенькими выпусками на страницах прогрессивной китайской газеты, то есть призывавшей равняться на Запад, 'Утренние листки' ('Ченьбао') в юмористическом отделе. В выпусках китайский батрак в некой глухой деревеньке называет себя революционером и ведет пропаганду передовых взглядов, утопая при этом в грязи, бездельи, безпробудном пьянстве в деревенской харчевне. Однако по мере развития сюжет все сильнее начинают звучать пафосные и трагические нотки (в конце концов А-Кью по недоразумению повесили за преступление, которого он не совершал), рассказ перекочевал в раздел 'Публицистика', где ему и было самое место.
Как и все, что выходило из под пера Лу Синя, рассказ был встречен читающим Китаем на ура и укрепил славу писателя как непререкаемого классика. Рассказ был переведен на множество языков, во-первых, из политкорректных соображений: ну не может же мир игнорировать писателя, популярнейшого в стране, где живет пятая часть человечества, а во-вторых, уж очень прост и непритязателен этот рассказ: даже для среднего переводчика он не представляет никакой трудности.
При этом, правда, не учтена одна особенность. Если изъять само действие рассказа -- а это едва ли пятая часть его объема -- то вся 'публицистика' Лу Синя-А-Кью -- это сплошной подбор цитат из китайских мудрецов: Конфунция, Лао-Цзы, Мо Цзы. К Лу Синю, как ни к одному писателю применим анекдот, рассказываемый о Гете, Пушкнине и т. д. 'Не пойму, за что его так хвалят (Пушкина, Гете и др.). Этот парень не очень-то перетрудился, составив свой шедевр из сплошных цитат'. Нужно только учесть, что то, что для воспитанного на европейских культурных традициях, где ценится прежде всего индивидуальность, является писательским минусом, у китайцев превращается в плюс:
'Я ничего не сочиняю, я только передаю' (Конфунций). 'Мо Цзы на 90 проц составил свой труд из цитат Конфунция. У европейцев писать так духу не хватит' (Б. Брехт).
Так что поклонник западной и особенно русской литературы (Лу Синь дебютировал 'Записками сумасшедшего', прямым подражанием Гоголю) действовал здесь вполне в духе китайских литературных традиций. И вполне в духе китайских литературных традиций под маской подражания он резко и четко проявил свою собственную индивидуальность. Ибо в сопоставлении с поступками А-Кью и реалиями жизни даосские и конфунцианские цитаты обретают издевательский смысл. Писатель критикует, резко и болезненно, то что китайцы впитывают с молоком матери и почитают уже не веками, а тысячелетиями. Под маской подражателя выступает ниспровергатель традиций, хотя и делает это традиционным для китайской культуры способом.
К сожалению, эта, по единодушному мнению исследователей, особенность творчества великого китайца ускользает в переводах его таких простых и, на сторонний взгляд, незатейливых рассказах. 'Настроение в 'Подлинной истории А-кью' целом пессимистичное, нет никакой надежды на улучшение, нет никакого другого мира, нет идеалов, способных вылечить общество, нет никакой таинственности, все просто, обыденно и довольно паршиво', -- пишет современный русский литературовед.
Сегодняшний Китай, не стой Россия, встает с колен и видит себя и в своих грезах, как и A. Q., себя уже великой державой. Поэтому все китайское превозносится. Критика и самобичевание не в моде. И нынешний официальный Китай хочет немножечко отстраниться от своего классика. В 2007 году китайские власти решили изъять 'Историю...' из школьных хрестоматий (а в отличии от России хрестоматии в Китае составляются на века, и убрать или добавить туда хотя бы один пункт -- дело непростое) и поместить вместо нее 'Борцы на снежных вершинах' кун-фу-историю гонконгского писателя Ксин Йонга (Jin Yong).
Однако, власти недооценили настроение общества. В прессе и Интернете вокруг этого решения развернулась целая полемика: 'Классическую современную литературу и побуждающий к раздумьям рассказ хотят заменить снежком'. Итог полемики подвела правительственный культурный орган 'Гуаньминь Рибао': 'Нам нет необходимости впадать в крайности. Раньше мы политизировали наши школьные учебники Лу Синем, сейчас вульгаризируем Ксин Йонгом'. В итоге и того и другого убрали из хрестоматии. Бедный Ксин Йонг, как Матросов, своей грудью закрыл вражескую амбразуру Лу Синя. Сам погиб, но задание партии и правительства выполнил: не допустил сомнительного писателя к юным китайским душам.
В своей статье 'Как я сделал 'A. Q'' Лу Синь писал: 'Я желал, я хотел, как говорят люди, изобразить период нашего прошлого, но боюсь, что я предсказал будущее'. И судя по реакции китайских властей попал в самую точку.

 

Оригинальное сообщение находится здесь: Лу Синь. "Правдивая история батрака А-Кью (A. Q.), которой могло бы и не быть"