Бор, Филарет, Блок

Великий русский поэт с немецкой фамилией Блок, закончив
свой первый стихотворный цикл, принес показать его профессору
словесности.
А был 1902 год. В стране свирепствовала вовсю предреволюционная
ситуация, в университете шли студенческие волнения. Профессор,
любитель и ценитель декаданса, было начал читать стихи,
но едва прочитав несколько строк, бросил:
-- Да вы что, батенька! Что еще за такая Прекрасная Дама?
Да тут такое творится, а вы?..
Политикой сыт не будешь, но бывают времена, когда даже
камни не могут быть в стороне от политдискуссий. Мы такое
тоже пережили на рубеже 1980-1990-х гг.

Нильс Бор любил возиться со своими пацанами: а их у него было
пять, и ни одной девчонки. И с детства приучал их думать.
'Представим себя кота, которого нет на свете. Ничего удивительного,
что у такого кота может  быть два хвоста. Но у настоящего кота, по
крайней мере, на один хвост больше. Значит у настоящего кота
три хвоста. Ну мелочь пузатая, где здесь ошибка?'
Пацаны было начали чесать репу, как самый младший трехлетний
сын Оге протянул отцу пустые ладошки:
-- Вот кот, которого нет на свете. А где тут два хвоста?
Потом этот сын стал знаменитым физиком-теоретиком, но с проблемой
где у атома электрон, а где протон и сколько их так и
не справился.

Российская цензура всегда была не столько жесткой, сколько
бестолковой.
Преподобный Филарет, который раз наехал на Пушкина по поводу
стихов того 'Дар напрасный, дар случайный...': де жизнь даруется
богом и никаким напрасным даром быть не может, по-видимому этим
наездом несмотря на покаянное письмо и стихотвоерение Пушкина
не удовлетворился и предпринял новую атаку на великого поэта.
Мишенью на этот раз оказались строки из бессмертного 'Е. онегина',
где Москва встречала Татьяну 'кучей галок на крестах'. Вот
галки-то и показались Филарету подозрительно кощунственными.
И Филарет поспешил с очередным доносом куда следует.
Граф Бенкнедорф вызвал цензора и нашел его отшлепывать:
-- Это же безобразие -- 'галки на крестах'.
-- Конечно, безобразие, -- не стал спорить цензор. -- Но в этом
виноват ни Пушкин, ни он цензор, а московский обер-полицмейстер,
который плохо следит за вверенным ему городу.
Граф Бенкнедорф, которому вся эта возня вокруг Пушкина
порядком надоела, покрутил головой, но согласился с цензором,
добавив таинственную фразу:
-- Писах, аз писах.
И не желая прямо ссориться с Филаретом, спустил дело на тормозах.

 

Оригинальное сообщение находится здесь: Бор, Филарет, Блок